Гильермо дель Торо Хорош, но Энди Уорхол уже снял одну из самых странных экранизаций «Франкенштейна» Мэри Шелли
В «боли», заключенной в «истории Франкенштейна», всегда было что—то кинематографическое — смесь благоговения и гнили. Очевидно, именно это привлекло Гильермо дель Торо к этому дому. Его кинематографические миры — от «Лабиринта Пэна» до «Багрового пика» — проникнуты сочувствием к чудовищам, превращая ужас в горе, подобно тому, как «Форма воды» превратила одиночество в преданность. Такое же сопереживание можно найти в таких фильмах, как «Эдвард руки-ножницы», или в телешоу, таких как «Пенни Дредфул», — историях, в которых монстр — это не угроза, а отражение нас самих. Так что для такого режиссера, как Дель Торо, подобная сюжетная линия — это то, что проникает в его записные книжки, непонятый персонаж, все еще ожидающий, когда кому-нибудь это понравится по-настоящему.
Другие статьи: